Сегодня праздник Архангела Михаила....

Ангел защиты Архангел Михаил Цвет голубой
Ангел озарения Архангел Иофиил Цвет желтый
Ангел любви Архангел Чамуил Цвет розовый
Ангел наставления на путь истинный Архангел Гавриил Цвет белый
Ангел исцеления Архангел Рафаил Цвет зеленый
Ангел Мира Архангел Уриил Цвет: пурпурный с золотом и вкраплением рубинового
Ангел радости Архангел Задкиил Цвет фиолетовый


Приготовьте в своей жизни место для Ангелов.


Ангелы живут в мире Духа, небесном мире, а мы – в мире материй. Естественно их тянет к дому. Поэтому если хотите, чтобы Ангелам было с Вами уютно, нужно сделать свой мир – мысли, чувства, окружение – более похожим на их мир. Перефразируя “Послание Иакова” - можно сказать так: приблизьтесь к Ангелам и они приблизятся к Вам. (Иак. А:8). Ангелам хорошо в окружении мыслей о мире и любви , а не в атмосфере раздражения и агрессии. Возможно, Вы не в состоянии выбросить из головы, скажем, грубияна-шофера, который подрезал Вас на дороге зимой. Однако вполне возможно освободиться от раздражения, начав общаться с ангелами хотя бы по несколько минут в день. Сначала избавьтесь от раздражителей. Выключите радио и телевизор, уйдите в отдельную комнату или в любимый уголок природы; представьте себе ангелов (этому помогает изображение Вашего любимого ангела, помещенное рядом) и общайтесь с ними. Просто расскажите ангелам о своих проблемах. Говорите так, будто Вы делитесь со своим лучшим другом. А потом слушайте. Молчите и ждите прихода мыслей, которые пошлют Вам ангелы. И вскоре Ваши взаимоотношения с ангелами превратятся в восходящую спираль; они помогут Вам чувствовать себя настроенным более позитивно. А позитивное состояние приблизит Вас к ангелам.

---

---

Это интересно/Что принято есть на Новый год и Рождество?

Каждое блюдо на новогоднем и рождественском столе наделено в разных странах, у разных народов своим особым смыслом, значением...

В Англии на Рождество подают плумпудинг. Готовится он из сала, хлебных крошек, муки, изюма, яиц и различных пряностей. Перед подачей пудинг обливается ромом, поджигается и пылающий ставится на стол. Кроме пудинга, подают индейку под соусом из крыжовника. Вообще на любой праздник в Англии подается фаршированная индейка с овощным гарниром. Последнее блюдо также традиционно и для американцев. Готовится индейка, так же как и обычная курица. Нашпиговывается всем, что завалялось в холодильнике: хлебом, сыром, черносливом, чесноком, фасолью, грибами, яблоками, капустой.

Во Франции тоже праздник не праздник, если за новогодним столом нет традиционной жареной индейки (очень возможно - в белом вине). Еще здесь едят устриц, паштет из гусиной печенки, шампанское и сыры.

Вообще индейка, утка или гусь, вообще птица - довольно распространенное рождественское блюдо. В Дании едят утку или гуся, фаршированного фруктами (обычно яблоками), рисовый пудинг, посыпанный корицей, сладкую рисовую кашу с корицей и изюмом (по обычаю кастрюлю с кашей оставляют открытой на всю Рождественскую ночь для того, чтобы гномы могли полакомиться Рождественским кушаньем и не вредили хозяевам дома в течение всего будущего года). В противоположность протестантской лютеранской Дании, где не соблюдают пост, католики Литвы накануне Рождества едят только постную пищу. Их Рождественский стол состоит из кусоча (кутьи), салатов, блюд из рыбы и других постных кушаний, не содержащих мясной пищи. Только на следующий день, в само Рождество после семейного посещения костёла, разрешается отведать жареного гуся.
В Ирландии едят индейку или окорок. В Греции: индейку в вине.

А вот на праздничных столах Австрии, Венгрии, Югославии никогда не бывает рождественского гуся, утки, курицы, индюшки - там считают, что птицу есть в этот вечер нельзя, - улетит счастье.

Немцы на Рождество обязательно подают ярко раскрашенное блюдо с яблоками, орехами, изюмом и всеми пирогами, которые пеклись в эту неделю. Символика здесь особая: яблоко осталось от яблони познания добра и зла в раю, орехи с твердой скорлупой и вкусными сердцевидками означают тайны и трудности жизни как воплощение пословицы: "Бог дал орех, но человек должен расколоть его". Яблоки будут висеть на рождественском дереве, золотые и серебряные орехи тоже. Грецкие орехи и миндаль используются в выпечке, а марципаны - это сердце немецкого Рождества.
Кроме того, в Германии едят в сочельник карпа или сельдь, на Рождество - жареного гуся.

Но не гусем единым сыт человек в Рождество. Что едят в других странах?

В Бельгии едят телячью колбасу с трюфелями, мясо вепря, традиционный торт, вино. Люксембург потребляет кровяную колбасу, яблоки, местное игристое вино; Нидерланды - кролика, оленину или дичь... В Голландии издревле было принято есть, помимо всего прочего, соленые бобы. Соленые бобы - одно из главных национальных блюд - именно на новый год. Это не самая "легкая" пища для желудка, хотя одного горшочка бобов хватает на 5 человек. Однако облегчить воздействие бобов на желудок невозможно даже водкой и красным вином, поэтому если придется попробовать - соблюдайте меру, не увлекайтесь.

Символом изобилия, счастливого семейного очага издревле считают виноградную лозу. Каждый кубинец, испанец, португалец с боем часов в полночь должен съесть виноград: двенадцать ударов - двенадцать заветных желаний на каждый месяц, двенадцать ягод на счастье, чтобы бродил в жилах сок земли, играло солнце. Виноград, орехи, чечевицу подают в новогоднюю ночь и в Италии, как символ долголетия, здоровья и благополучия.
Еще в Испании едят жареного барашка, моллюсков, индейку, молочного поросенка, херес. В Португалии - сушеную соленую треску, очень сладкий портвейн. В Италии - паровую треску или окуня с белым вином.

В польских семьях вы насчитаете на новогоднем столе двенадцать блюд - так велит обычай. И не одного мясного! Обязательно рыба - она, особенно карп, во многих странах считается символом семейного счастья и благополучия; грибной суп или борщ; каша ячменная с черносливом; клецки с маслом; на сладкое шоколадный торт. Обязательное блюдо - рыба. Она во многих странах считается символом семейного счастья и благополучия. Почти тот же "набор" - на столах чешских и словацких хозяек, только каша тут предпочитают перловую. И обязательно на столе будет струдель - слоеный рулет с яблоками, предмет гордости каждой хорошей хозяйки. Кстати, настоящий струдель приготовить вовсе не так просто, как может показаться...

В Румынии, Австралии, Болгарии пекут новогодние пироги, причем не простые, а с сюрпризами: кому достанется запеченная в начинке монетка, орешек, стручок перца, тот обзаведется в будущем году семьей, ему улыбнется удача.

В Японии новогодние холодные закуски "о-сечи-риори" состоят из приносящей счастье холодной фасоли с рисом, рисовых пирожных, маринованных и свежих овощей. Вообще хозяйки готовят на Новой год пищу из продуктов, приносящих, как они считают, счастье: морская капуста дает радость, жареные каштаны - успех в делах, горох и бобы - здоровье, вареная рыба - спокойствие, бодрость духа, икра сельди - счастливую семью, много детей. Угощаются японские семьи, сидя на коленях вокруг низкого столика, чинно без шумных бесед и застольных песен - ничто не должно отвлекать от мыслей о будущем, о том, что ждет в году наступающем.

В Камбодже новогодний стол ставят возле окна, подают самые любимые в семье сладости, которые предназначаются не только гостям, но и в первую очередь "Деду Жаре" - "родному брату" нашего Деда Мороза.

В Тибете хозяйки пекут горы пирожков с самыми разнообразными начинками, чтобы одаривать всех знакомых и незнакомых: чем больше раздашь - тем богаче будешь.

В России вначале, при Петре Первом, который и приказал праздновать Новый год с 31 декабря на 1 января, главным на празднике был не стол, а балы. На ужин и на завтрак у наших предков были... танцы да напитки, чтобы утолить жажду. Почти до середины ХIХ века русского новогоднего меню не существовало, а то, что сейчас считается неизменной принадлежностью новогоднего стола, - все эти молочные поросята с гречневой кашей и гуси с квашеной капустой или яблоками - на самом деле пришло со стола рождественского. В начале ХIХ века кухня была не сложной. Даже в домах знати на новогоднем столе вполне могли оказаться соленые огурцы и грибы, салат из редьки. А еще подавали поросенка, телячье фрикасе, жареных пулярок, отварную форель в вине, тельное из ершей. И, между прочим, абрикосы, апельсины, виноград и груши - в моде были оранжереи, фрукты выращивались посреди зимы в Петербурге, и в Москве. В новогоднем меню второй половине ХIХ века уже присутствуют семга, икра, корюшка и ряпушка, сыры - вместе все с теми же редькой и солеными огурцами. К грибам почему-то охладели, зато в моду вошли лабардан (треска) и арбузы. С поросенком, жаренным с гречневой кашей, соперничала дичь. Пришло время прохладительных напитков, мороженого и коньяков. На рубеже ХIХ и ХХ веков вина пили французские, испанские крепленые, итальянские и немецкие. А в подражание шампанским уже делали донские игристые вина. Конечно, пили водку, настойки и наливки, пиво русское домашнее и немецкое. К началу ХХ века на новогоднем столе стали появляться анчоусы, омары, сардины. Без пресловутых поросенка и гуся с яблоками не обходилось, но с ними уже соперничали рябчики и индейки. В рождественские дни 1912 года в Петербурге было продано 250 тысяч поросят, 75 тысяч индеек, 110 тысяч гусей, 260 тысяч кур и уток. После революции празднование Нового Года отменили. Но его все равно встречали. Правда, танцы были возможны только тихие, чтобы не разбудить соседей. Вот тогда-то, надо полагать, и возникла привычка сидеть за столом. Угощение было скудным. Пытались, конечно, вешать на запрещенную революцией елку орехи в золотой и серебряной фольге, яблоки. Реабилитировали Новогоднюю елку в 1936 году, вместе с ночными танцами. Советский новогодний стол не стал изысканным - его могла украсить даже колбаса, нарезанная кружочками. Впрочем, в бывших магазинах Елисеева по-прежнему продавали рябчиков и икру. В сороковые годы Новый год встречали водкой, вареной картошкой и селедкой, украшенной колечками лука. В пятидесятые жить стало веселее. Праздновать новый год уже не считалось предосудительным. И собираться стало можно не только узким кругом, но и большой компанией. На столах появились: студень, селедка под шубой, прибалтийские шпроты. Наступило второе пришествие салата Оливье - с докторской колбасой вместо рябчиков. Готовили его в большом тазу и щедро заправляли майонезом. Поросенок, гусь или утка были желательны, но не обязательны. Под бой курантов непременно надо было открывать бутылку "Советского шампанского". В тесных квартирах стол занимал все место, поэтому приходилось выбирать: танцы или еда. С появлением телевизоров стол победил окончательно. Сейчас, похоже, наступил очередной "великий перелом". Салат оливье перестал быть главным украшением новогоднего стола. И мы не хотим варить всю праздничную ночь студень. Да это и не нужно.

netnоtes.narоd.ru

---

А ведь скоро Новый год!

---

Вот и выпал снег,красиво...сегодня в 2-а часа ночи пришлось выйти на улицу (на работу,разбудили,прорыв трубы,затопило...),но я не пожалела,что прошла ночью по улице...снег,тишина...я даже не спешила домой,наслаждалась природой ....КЛАСС!

---

"Адмирал"И пребывают с нами Вера,Надежда,Любовь;Но любовь из них больше

Да,посмотрела.......интересно.......вот вам две любви...страстные,зовущие,идешь вперед не смотря ни на что,не слушая никого...Во-первых-любовь к Богу(воспитание),вера в Бога,молитва к Богу,которая укрепляет в бою,в жизни,когда идет человек в последний путь....Любовь не смотря ни на что ,ни на какие перемены в стране,в жизни....И любовь к человеку,какая сильная!Любишь-пойдешь на край света,сделаешь ради любимого все....
Да...вот и скажешь,кому нужна была революция,сколько потерянных лет,а могли бы жить,глядишь,по-другому!Все убили в человеке:веру(уничтожали храмы),любовь(насмешки),надежду(надеялись построить"светлое будующее",разрушая все святое).Посмотрев фильм,начинаешь переосмысливать,анализировать (как низко мы пали,сколко сделано ошибок,которые очень трудно исправить.если вообще это возможно).Но ничего,если смотреть сегодня,появилась надежда(востанавливаются храмы),вера и конечно же ЛЮБОВЬ!!!

---

Ха,ха,ха!!! Дали посмотреть нашумевший фильм "Адмирал",пойду,посмотрю....завтра поделюсь впечатлением о просмотре......

---

Салат "цезарь"

Классический рецепт салата "Цезарь" принадлежит Цезарю Кардини из Тихуаны. Считают, что рецепт появился случайно, т.к. требовалось быстро приготовить что-то из тех немногочисленных продуктов, которые были в кладовке. Итальянец Кардини натер салатную миску чесноком, положил салатные листья, влил оливковое масло, разбил туда яйца, минуту варившиеся в кипятке, добавил тертый сыр, лимонный сок, травы и слегка обжаренные гренки. По сей день повара и просто домашние хозяйки придумывают свои варианты этого "Цезаря", прибавляя к классическому рецепту бекон, креветки, крабовое мясо, овечий сыр, кедровые орехи, помидоры, огурцы, грибы, изюм. Заправляют в иных местах "Цезарь" и сметаной, и майонезом и сливками с горчицей и даже соевым соусом.

---

"Я шел с Евангелием и не боялся"

Имя духовника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Кирилла знает сегодня, наверное, большинство верующих в нашей стране. О нем же самом, о его жизни, о прошлом известно очень немногое. Это интервью (а по форме своей скорее исповедь или Слово), посвященное в значительной степени воспоминаниям о Великой Отечественной войне.



Эта великая страшная Отечественная война, конечно, явилась следствием попущения Божия за наше отступление от Бога, за наше моральное, нравственное нарушение закона Божия и за то, что попытались в России вообще покончить с религией, с верой, с Церковью. Перед самой войной не случайно почти все храмы были закрыты. Их к этому времени оставалось на Руси совсем небольшое количество. У противников Церкви была именно такая цель — вообще все прикончить. По высказыванию Хрущева, они покончат с религией в России к 1960 году и покажут по телевидению последнего попа. Таков был вражеский замысел — чтобы всюду царил полный атеизм.

Господь провидел эти вражеские планы, и, чтобы не попустить их осуществление, Господь попустил войну. Не случайно. И мы видим, что война действительно обратила людей к Вере, и правители совсем по-иному отнеслись к Церкви. В особенности, когда вышел декрет Сталина об открытии храмов в России.

Это, несомненно, подвигло милость Божию к нашей стране, к нашей Церкви, к нашим людям. По-человечески, конечно, можно сказать, что победил высокий воинский дух наших солдат. И надо отдать должное руководству страны, которое воздвигло такого гениального полководца, как Жуков. В прежние времена Господь воздвигал для России Суворова, Кутузова. В наше время Георгий Жуков - это была милость Божия. Мы обязаны ему спасением.

Сразу же поднялась, окрепла и усовершенствовалась у нас военная техника. По-человечески мы все это относим к тому, что люди объединились и успешно работали на передовой и в тылу. Это правильно. Но силу, энергию и ум дал им Господь.

Когда я читал воспоминания маршала Жукова, мне бросился в глаза момент, где он пишет о том, как он поражался в начале войны гениальности стратегических планов немецких генералов. Потом он удивлялся тем ошибкам и просчетам, которые впоследствии они же совершали. Это со своей стороны говорит Жуков. Я со своей стороны скажу: это все совершала премудрость Божия! Господь, кого хочет наказать, всегда лишает разума, ума... И тот же человек, который вначале проявлял мудрость, когда благодать Божия отступила, совершает ошибки.

Когда Господь уже решил дать помощь нашему народу, нашей армии, Он омрачил умы фашистам, а нашим военачальникам дал мудрость, воинскую смекалку, мужество и успех. Господь давал силы, энергию, разум нашим конструкторам и инженерам для того, чтобы одержать победу. Как говорится, без Бога — не до порога!

Беда в том, что мы не видим Промысла Божия и не воздаем Господу славу за то, что Он проявлял такое промышление, такую заботу. Это печально... Собственно говоря, ведь Россия из ничтожества поднялась, выросла до великой державы только благодатию Божией, только силою Божией, чудесами... И никто об этом не хочет сказать...

Сколько милости получала наша страна во все времена, когда нападали на Россию. И только небесная помощь спасала от конечной погибели. А мы такие толстокожие, что не разумеем этой милости Божией, не хотим возблагодарить Господа. Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Мы все это относим к самим себе. Говорим «я», проявляем гордость, а это как раз и пагубно. И за это Господь отдает нас врагам, чтобы смирить нас, чтобы не забывали Бога...

В первые месяцы войны наша страна входила в нее в тяжелом состоянии: поражение следовало за поражением. И дошел враг до Москвы, до Сталинграда.

Когда Церковь, верующие люди молились со слезами, просили в молитвах Господа о победе русского оружия, молитва дошла до Господа. И Он вскоре переменил гнев на милость.

Москва была спасена чудом... Будь немцы посмелее, взяли бы ее голыми руками. Москва на волоске висела. Действительно, Господь страхом удерживал немцев...

И когда стали открывать храмы, такой был подъем в народе. Народ шел в храмы. И я сам был очевидцем этого...

После Сталинградской битвы, когда мы прибыли в тамбовские леса на отдых, в один воскресный день я пошел в Тамбов. Там только что открыли единственный храм. Собор весь был голый, одни стены... Народу - битком. Я был в военной форме, в шинели. Священник, отец Иоанн, который стал впоследствии епископом Иннокентием Калининским, такую проникновенную проповедь произнес, что все, сколько было в храме народа, навзрыд плакали. Это был сплошной вопль... Стоишь, и тебя захватывает невольно, настолько трогательные слова произносил священник.

Конечно, такой вопль, молитва простой верующей души до Бога дошла! Я в это верю на все сто процентов! И Господь помогал...

Простым людям кажется невидимой помощь Божия. Люди Бога не видят, не знают. Но связь невидимого мира с миром вещественным непосредственная. Господь и нужных людей воздвигает, даем им опыт и мужество. Дает успехи в тылу и на фронте... Я помню, как в начале войны наши танки, самолеты горели, как фанерные. Только появится мессершмитт, даст очередь, и наши самолеты валятся. Больно и печально было на это смотреть. А позднее, во время Сталинградской битвы, я был прямо восхищен: «катюши», артиллерия, самолеты наши господствовали, и было радостно за страну, за нашу мощь. Чувствовался подъем в войсках. Все были воодушевлены. Это Господь помогал нам! И потом, слава Богу, прошли мы всю Украину, освобождали Румынию и Венгрию, Австрию...

После освобождения Сталинграда нашу часть оставили нести караульную службу в городе. Здесь не было ни одного целого дома. Был апрель, уже пригревало солнце. Однажды среди развалин дома я поднял из мусора книгу. Стал читать ее и почувствовал что-то такое родное, милое для души. Это было Евангелие. Я нашел для себя такое сокровище, такое утешение!..

Собрал я все листочки вместе - книга разбитая была, и оставалось то Евангелие со мною все время. До этого такое смущение было: почему война, почему воюем? Много непонятного было, потому что сплошной атеизм был в стране, ложь, правды не узнаешь. А когда стал читать Евангелие, у меня просто глаза прозрели на все окружающее, на все события. Такой мне бальзам на душу оно давало.

Я шел с Евангелием и не боялся. Никогда. Такое было воодушевление! Просто Господь был со мною рядом, и я ничего не боялся. Дошел до Австрии. Господь помогал и утешал. А после войны привел меня в семинарию. Возникло желание учиться чему-то духовному...

Одним словом, я считаю, что наше неверие, наше невежество, наше незнание Бога, а также нарушение нравственных законов не могут оставаться безнаказанными. Мы не ведаем, что Господь промышляет нe только о каждом человеке, а вообще о всей стране. Поэтому и война была. И это не без попущения Божия.

Если и волос с нашей головы не упадет без воли Божией, то тем более — война. Это попущение Божие за нашу безнравственность, за наше безбожие, отступление. Господь попустил, чтобы это пресечь. Потому что пытались совсем задушить веру. Храмы все закрыты. Думали, покончили. Нет! Не тут-то было! Трудно идти против рожна.

Так и в будущем. Господь знает, чем смирить врагов. Попустил военные испытания, и вынуждены были вновь открыть храмы. Потому что этого требовал народ...

Сегодняшний хаос — это тоже, конечно, попущение Божие. И все эти войны на окраинах России — тоже. Если народ не опомнится, глубоко не раскается, не прекратится разложение нравов, то хорошего ждать нечего. Можно ждать только гибели.

Разве допустимо, чтобы в нашей стране, на Руси Святой, сейчас дали свободу бесовщине. Колдуны, маги, экстрасенсы, секты различные... Это, естественно, подвигает Божию правду на гнев. Господь с этим не может мириться. В Евангелии говорится: Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою (Рим. 1,18).

Господь дает испытание: образумьтесь! обратитесь ко Мне. А то, что бесовщину допустили, — это страшное дело! И я не знаю, что и ожидать?! Потому что, согласно библейскому сказанию, семь ханаанских народов были истреблены только за то, что они допустили поклонение бесам. Грехи человеческие — это по немощи. Но когда люди стали обращаться к темной бесовской силе, тогда Господь этого не потерпел. А у нас открыли им дорогу. Раньше колдунов сжигали на костре. И совсем еще недавно в нашем Уголовном кодексе за черную магию подвергали наказанию. А сейчас экстрасенсы кодируют людей. Это страшное дело. Мы стоим на грани жизни!

И если не образумимся, не раскаемся, не осудим себя, не обратимся к Богу, наказание неминуемо постигнет. Пока же Господь все это терпит за счет верующих. Церковь еще существует. Она молится и умоляет Господа: не попускай, молю Тебя! А всю нечисть Господь уничтожит! Человек сам виноват в том, что отошел от Бога, от истины, ко лжи приобщился. А ложь никогда не дает человеку удовлетворения. Ложь есть ложь. Поэтому люди и задыхаются — оттого что во лжи пребывают. А если к истине обратятся, то почувствуют жизнь, радость!

---

Свобода

Лебеди, кто не любит смотреть на них? Даже маленькая пташка усердно машет крыльями, когда они взлетают. Даже самые неугомонные утки затихают, когда они склоняют друг к другу головы. Лебеди - красивые, сильные птицы, но не только за это их любят люди. Может быть, и за то, что они так похожи на любовь. Лебедь и лебедушка - так называют молодых влюбленных, но и птицы бывают посвящены в эту тайну. Что у них было? Четыре крыла и два сердца - целое богатство для тех, кто разбирается в жизни. А еще - большое небо, в котором они любили летать, и маленькое озеро, в котором они любили плавать.

Она попалась в охотничьи силки. Он долго кружил рядом, пока ее не забрали человеческие руки, а потом улетел на маленькое озеро. Почему людям кажется, что счастье можно держать в руках? Почему они не могут понять, что есть сокровища, которые хранятся только в сердце? Отчего так заманчиво иметь в доме прирученную свободу? Наверное, оттого что это не возможно. Она стала жить с домашними птицами, ее кормили, за ней ухаживали. Ее ласкали. Так, как могут ласкать только те, кто не понимает. Что лучшая ласка - большое крыло, что лучшая нежность -встречный ветер. Ее похлопывали по спине обрезанные крылья, пытаясь утешить легким кормом и мелкой лужей. Может, они правда думали, что облагодетельствовали ее, может, они искренне верили, что нашли для нее в своем птичнике дом - жить в клетке без веры трудно даже с обрезанными крыльями. Но она не верила в покой и каждое утро искала выход, выход к небу, озеру и двум потерянным крыльям. Она искала до тех пор, пока не обессиливала совсем, и тогда сердобольные домашние птицы давали ей воды, как больной, на выздоровление которой они еще надеялись. Но каждое утро все начиналось для нее снова: может быть, она знала, что каждое утро на маленьком озере ее ждали, ждал тот, который, как и она, не верил в покой. Он прилетал для того, чтобы проверить, не вернулась ли она, потому что нельзя не ждать того, кого любишь, чтобы не говорил тебе разум. Другие лебеди звали его к себе: маленькое озеро таило в себе много опасностей. Но что такое опасности, когда еще есть силы ждать? Поэтому он не улетал с другими, он боялся только одного - что она не вернется. В стае было много других лебедушек, сравниться с которыми по красоте не могла даже она, но обмануть можно только глаза, сердце не обманешь. Сердце звало каждое утро на озеро, и он верил ему так же, как верил ей. И может быть, эта вера открыла ей однажды калитку в голубое небо и маленькое озеро, озеро, которое их снова соединило.

Они улетали, улетали от тех, кто ставил силки и надеялся поймать в них свободу. У них было лишь четыре крыла и любовь, которую эти крылья несли. Но перед тем, как скрыться за далью, они сделали круг над крышей маленького дома. В этом доме жили те двое, которым лебеди завещали свою любовь и верность

---

Если я не улыбаюсь - не значит что я плачу,
Если я молчу - не значит что мне нечего сказать!

---

Вино и любовь-притча

На берегу ручья сидели влюбленные парень и девушка и пили
вино. И тут Вино спросило у Любви.
- Кто же из нас двоих сильнее и слаще? Я уверена, что я.
- Мы оба несем добро и служим одному и тому же, - ответила
Любовь. - Радовать души. Так что к чему этот спор?
- Нет, - ответило Вино, - я лучше, сильнее тебя!
Посмотри, как влюбленный сидит, пьет чашу за чашей и не может
мной насытиться.
Но в один момент парень захмелел и заснул. Девушка
заплакала, встала и ушла.
- Посмотри, что ты наделало, - сказала Любовь.- Кому нужна
твоя такая сила, если она вместо радости приносит слезы?
Иногда самое большое добро, если его много, может
превратиться в не меньшее зло.

---

Позитивчик....

Составив свое имя, сможешь узнать о своих скрытых талантах. Пишем расшифровки в комменты

ANTON - верный, хорошо целуюсь и пипец как люблю выпить
EARNIL - великолепен в постели, невъеб*нно сумасшедший, офигенски целуюсь, меня все любят, а я люблю выпить

A : Ты любишь выпить .
B : Тебя все хотят .
C : Ты и впрямь больной (на голову)) .
D : Ты любишь выпить .
E : Ты Великолепен в постели!
F : Ты обалденно сексуален .
G : Ты никогда не позволяешь людям говорить тебе, что делать .
H : У тебя очень хороши внешность и характер .
I : Ты офигенски целуешься
J : Люди тебя обожают !
K : Ты дикий и сумасшедший человек .
L : Тебя все любят .
M : Целуешься лучше всех в мире .
N : Ты любишь выпить .
O : Божественно целуешься .
P : Ты популярен среди всех слоев населения .
Q : Дорогой, ты - ханжа .
R : Невъеб*нно сумасшедший .
S : В тебя так легко влюбиться .
T : Ты верен тем, кого любишь .
U : Тебе нравится остужать пыл .
V : Ты никогда не судишь поверхностно .
W : У тебя очень широкий взгляд на жизнь .
X : Ты никогда не позволяешь людям говорить тебе, что делать .
Y : Самый лучший возлюбленный, которого только можно пожелать .
Z : Всегда готов

---

"Владычествующая идея"

Можно ли говорить о Достоевском в эпоху водородной бомбы? Все yже сжимается круг тем, на которые у человека остается время, ибо скоро "времени больше не будет".

Все религиозно-философское знание, если оно в нас есть, мы носим не в книгах, а в сердце, так как в условиях точно фронтовой жизни современности книги носить с собой невозможно. А сердце хоть и безмерно, но очень разборчиво: только действительно нужное вмещается в нем. Как же быть с Достоевским?

В вагоне американского метро, как рассказывает американский писатель Брэдбери, среди гула рекламы нейлоновых чулок вдруг отчетливо прозвучали кем-то громко сказанные слова Евангелия. Парижская газета в феврале 1962 года сообщала о стихийном образовании во Франции новой партии, вся программа которой состоит из двух слов: "телевизор" и "холодильник". И вот в этом вагоне современной жизни многие слова Достоевского звучат с евангельской силой. Что это значит и как это может быть? Как объяснить тот факт, что, по анкете одного французского журнала, опубликованной в марте 1957 года, на вопрос о любимом писателе из 500 парижских студентов 429 назвали Достоевского? Почему не Бальзака, Хемингуэя или Горького? Почему этот самый Хемингуэй поместил "Братьев Карамазовых" в список своих любимых книг?* И почему Эйнштейн сказал, что Достоевский дает больше, чем любой мыслитель? Почему все эти люди нуждаются в Достоевском и тянутся к нему как к "собирателю русского сердца", по выражению француза Вогюэ? Наше ухо научилось различать всякую фальшь и всякое бессилие религиозно-философской мысли. Мы знаем, что живем в эпоху этого бессилия, что все больше оскудевают святые в мире, что все дальше мы уходим от земли Первоначальной Церкви, не уклонявшейся от "простоты во Христе". В этой ее благодатной простоте была сила и власть, и вот - удивительное дело - мы ощутили ее, эту простоту, среди сложности, смятения чувств и темноты Достоевского. Впрочем, почему удивительно? "Дух дышит, где хочет", а Первоначальная Церковь во все века истории сохранялась и будет сохраняться в том "монастыре в миру", идею которого нам передает Достоевский не только в "Братьях Карамазовых". Удивительно другое: многие этого или совсем не знают, или не умеют отделить основной христианский путь Достоевского от тех темных и трудных перепутий, которые ему предшествовали, а в каком-то смысле и сопровождали его до конца. Открытая исповедь христианства в искусстве началась у него с 1864 года и после этого непрерывно продолжалась до смерти в 1881 году. Это эпоха "Преступления и наказания", "Идиота", "Бесов", "Подростка", "Братьев Карамазовых", "Дневника писателя" и переписки со всей Россией. Эта исповедь нам нужна: среди литературной пустыни это колодец студеной воды, полученной нами как драгоценное наследство. Многое в нем близко именно нам, нашей эпохе.

Над миром стоит зарево ненависти и разъединения. Невидимые скрепы, прежде соединявшие людей, все больше ослабевают. В холоде абстракции расщепляется искусство, все более делаясь "дорогой в никуда". Холод смерти проникает и во "внешний двор храма" Церкви. Конечно, мы знаем, что кроме этого "внешнего двора" есть еще, как сказано об этом в Откровении, "храм Божий и жертвенник", но и мы чувствуем, из какого зияющего пролома в стене так потянуло холодом в Церкви. Вера уже давно в веках перестает быть трепетным чувством сердца, делом подвига жизни, делом личной Голгофы и Воскресения. Все чаще и торжественней международные христианские съезды и все меньше Христа в истории.

И вот, обращаясь к Достоевскому, мы видим в его темном лабиринте такую ослепительную нить Ариадны, что лабиринт делается широким и безопасным путем. В плане не осуществленного им романа "Житие великого грешника" есть одна заметка ("для себя"): "Владычествующая идея жития чтоб видна была - то есть хотя и не объяснять словами всю владычествующую идею и всегда оставлять ее в загадке, но чтоб читатель всегда видел, что идея эта благочестива". Друг юности Достоевского - Шидловский в одном стихотворении о себе писал о живущей в нем "первоверховной идее Божества". У Достоевского была одна "первоверховная", или "владычествующая", идея - явление в мире Иисуса Христа. В нем была ясная личная любовь к Христу, Живому и Осязаемому. "Господь мой и Бог мой!" - это восклицание навсегда обрадованного сердца и ума можно проследить, начиная с его каторжного периода и вплоть до смерти. В 1880 году он говорил студенту Зеленецкому: "Я хотел написать книгу об Иисусе Христе, где намеревался показать, что Он есть чудо истории, и появление такого идеала, как Он, в человечестве, в этом грязном и гнусном человечестве, есть еще большее чудо"*.

Все романы Достоевского после 1865 года - это тоже, собственно, книги об Иисусе Христе. Именно в этих книгах современный читатель часто находит впервые слова любви и веры о Христе.

Достоевский называл Диккенса великим христианином, но сам он совершил несравненно больший подвиг исповедания Христа. Вся его власть над людьми именно в этом исповедании, как бы случайно облекшемся в драгоценную форму художественной прозы. Может быть, исповедания христианства в таком всемирном диапазоне, в такой открытости и распятии мы больше уже никогда не услышим в искусстве. "Верую, Господи, и исповедую". Именно в этом все значение его и вся его сила, а не в пресловутой психологичности как самоцели. "Меня зовут психологом, - пишет Достоевский в записной книжке последних лет жизни, - неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой... При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я конечно народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного)".

Неверующим страшно хотелось бы как-нибудь затушевать веру Достоевского. Уж очень им обидно, что писатель мирового уровня мог верить и любить Христа. "Достоевский принуждал себя верить", - убеждают они нас. Но ведь это выходит совсем по-евангельски. Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его - так сказано в Евангелии о принуждении себя к узкому пути веры. "Горнило его сомнений было ярче его осанны", - уверяют они же, опять, очевидно, не зная того факта, что у всякого истинно верующего его сомнения иногда бывают ярче его осанны и что только в огне сомнений очищается золото веры. Исаак Сирин говорил: "Не было бы искушений - не было бы и святых". Верую, Господи! помоги моему неверию - вот как нас учит Евангелие осознавать свою веру. Не знают они того, что Церковь уже тысячелетия возносит "доброе неверие Фомино", его: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. И апостолы сомневались: И, увидевши Его, поклонились Ему; а иные усумнились. Истинная вера, вера не рефлекса, а сердечного ощущения, всегда опаляема противоречиями и сомнениями и всегда ищет преодоления их в том, чтобы вложить руку мою в ребра Его. Ведь нам дано не только верить в бессмертие, но и ощущать его. Этой сердечной вере и учит нас Достоевский, со всеми противоречиями и сомнениями своего грешного ума. Впрочем, лучшим ответом на этот туман о его сомнениях будет факт укрепления в вере и приведение к вере множества людей именно через Достоевского. Уже одно имя его и в наше время все продолжает говорить людям о пути к Христу, одно имя его стало во всем мире каким-то благовестом веры.

В июне 1959 года в подмосковной больнице умирал один старый священник (о. Петр Шипков). За несколько дней до смерти, проснувшись утром, он перекрестился и сказал: "Господи, как хорошо жить на свете!" Затем, неожиданно, обратился к присутствующим с такими словами: "Вам всем легко - вы можете добрые дела делать, а священник чем оправдается?" В ответ на реплику, что священник может еще больше доброго сделать, он ответил: "Есть которые делают, а есть и такие, что и подумать страшно..." Потом прибавил: "А у Достоевского, помните, Мармеладов говорит о Страшном суде: «И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: "Выходите, скажет, и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие..." И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных... Тогда всё поймём! ...и все поймут...»".

Вот как монолог в трактире, написанный сто лет назад петербургским литератором, отозвался в сердце умирающего священника. Истинно можно сказать. что всякое слово любви о Христе живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого и не имеют над ним власти ни время, ни неприязнь.

У Достоевского было время угасания веры - его первый литературный период 1845 - 1849 годов, но, кажется, даже и в эти темные годы в нем как-то сохранялся нерукотворный образ Христов.

Вера Достоевского была верой Голгофы, а не гуманизма, верой трагической, то есть стремящейся повторить в себе всю евангельскую быль: христианство он воспринимал не как доктрину для добродетельного поведения, а как соучастие человека и человечества в жизни Богочеловека Христа, в Его смерти и воскресении. Отсюда единство его восприятия любви и страдания, столь пугающее многих. Вспоминаются слова одного монаха: "Любовь Христова есть блаженство, ни с чем не сравнимое, и, вместе с тем, любовь эта есть страдание, больше всех страданий. Любить любовью Христа - это значит пить чашу Его, ту чашу, которую Сам Он просил Отца мимо нести".

Вера Достоевского была верой покаяния и любви среди "невидимой брани" сомнений и соблазнов, при явном еще несовершенстве всей его жизни и мысли. В черновых материалах "Жития великого грешника" есть такая фраза (характеристика персонажа): "Он уставляется наконец на Христе, но вся жизнь - буря и беспорядок". Это и есть Достоевский, и мы верим ему не как иконописному и неживому прорицателю, а, пожалуй, как разбойнику, тоже вознесенному на крест, как в Иерусалиме, и просвещенному там божественным благоразумием. Но как сказал один француз: "Никто так не понимает христианства, как грешник, никто, разве что святой", а мы бы добавили: и святой только потому, что он и есть кающийся грешник. Именно от слов такого Достоевского, от его русской веры в Христа - Царя Небесного, идущего в рабском виде по земле, как сказал Тютчев (об этом с таким убеждением говорит Иван в "Братьях Карамазовых"), идет к нам ясный и яркий свет, точно вспыхнувший указатель в темноте современности. А что касается того, не поздно ли в наше время убеждать в чем-то людей, не слишком ли уже далеко зашел процесс дехристианизации человечества и формирования нового язычества, то я думаю, что об этом нам не дано знать. Мы должны делать свое дело исповедания христианства, а Господь знает пути Свои и судьбу мира.

Незадолго до смерти Достоевский писал: "Да, конечно... настоящих христиан... ужасно мало... Но почем вы знаете, сколько именно надо их, чтоб не умирал идеал христианства в народе, а с ним и великая надежда его?.. До сих пор, по-видимому, только того и надо было, чтоб не умирала великая мысль".

(Печатается по: Ф.М. Достоевский. Избранное. - М.: Сретенский монастырь, 2000)

Сергей Фудель

---

Размыщления....

Сегодня была в храме"Преображенье",на крещеньи(крестили маленьких детей), слушала "хор имени Пятницкого...",но хочу сказать о другом,когда я вышла из храма,передо мной шли мужчина и женщина.я просто услышала,о чем говорили они между собой(говорили громко,нельзя было не услышать),женщина говорит:-"Ой,да ладно,какие мы с тобой верующие....?Надо было с детства воспитываться,читать...."Вижу,что мужчина как-бы и не согласен с ней,я сказала,проходя мимо,что ходить в храм,верить,читать,учиться слову Божия,учить своих детей никогда не поздно,даже в Вашем возрасте....Она повернулась,посмотрела на меня,согласилась,что надо.мол детей теперь(с детства) учить.Мужчина также согласился со мной(что возраст не помеха в учении и познании...)Вроди бы ничего особенного,а думаю до сих пор об этом...........Вот так....Может я и не права?

---

"Утопическое понимание России"

Все эти полтора века после Петра мы только и делали, что выживали общение со всеми цивилизациями человеческими, роднение с их историей, с их идеалами. Мы учились и приучали себя любить французов и немцев и всех, как будто те были нашими братьями, и несмотря на то, что те никогда не любили нас, да и решили нас не любить никогда. Но в этом состояла наша реформа, все Петрово дело: мы вынесли из нее, в полтора века, расширение взгляда, еще не повторявшееся, может быть, ни у одного народа ни в древнем, ни в новом мире. Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; она выработала себе единство и готовилась закрепить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, - Православие, что она - хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. Эта драгоценность, эта вечная, присущая России и доставшаяся ей на хранение истина, по взгляду лучших тогдашних русских людей, как бы избавляла их совесть от обязанности всякого иного просвещения. Мало того, в Москве дошли до понятия, что всякое более близкое общение с Европой даже может вредно и развратительно повлиять на русский ум и на русскую идею, извратить самое Православие и совлечь Россию на путь погибели, "по примеру всех других народов".

Таким образом, древняя Россия в замкнутости своей готовилась быть неправа, - неправа перед человечеством, решив бездеятельно оставить драгоценность свою, свое Православие, при себе и замкнуться от Европы, то есть от человечества, вроде иных раскольников, которые не станут есть из одной с вами посуды и считают за святость каждый завести свою чашку и ложку. Это сравнение верно, потому что перед пришествием Петра у нас именно выработались почти точно такие же политические и духовные отношения к Европе.

С Петровской реформой явилось расширение взгляда беспримерное, - и вот в этом, повторяю, и весь подвиг Петра. Это-то и есть та самая драгоценность, про которую я говорил уже в одном из предыдущих № "Дневника", - драгоценность, которую мы, верхний культурный слой русский, несем народу после полуторавекового отсутствия из России и которую народ, после того как мы сами преклонимся пред правдой его, должен принять от нас sine qua non*, "без чего соединение обоих слоев окажется невозможным, и все погибнет". Что же это за "расширение взгляда", в чем оно и что означает? Это не просвещение в собственном смысле слова и не наука, это и не измена тоже народным русским нравственным началам, во имя европейской цивилизации; нет, это именно нечто одному лишь народу русскому свойственное, ибо подобной реформы нигде никогда и не было. Это, действительно и на самом деле, почти братская любовь наша к другим народам, выжитая нами в полтора века общения с ними; это потребность наша всеслужения человечеству, даже в ущерб иногда собственным и крупным ближайшим интересам; это примирение наше с их цивилизациями, познание и извинение их идеалов, хотя бы они и не ладили с нашими; это нажитая нами способность в каждой из европейских цивилизаций или, вернее, - в каждой из европейских личностей открывать и находить заключающуюся в ней истину, несмотря даже на многое, с чем нельзя согласиться. Это, наконец, потребность быть прежде всего справедливыми и искать лишь истины. Одним словом, это, может быть, и есть начало, первый шаг того деятельного приложения нашей драгоценности, нашего Православия, к всеслужению человечеству, - к чему оно и предназначено и что, собственно, и составляет настоящую сущность его.

Таким образом, через реформу Петра произошло расширение прежней же нашей идеи, русской московской идеи, получилось умножившееся и усиленное понимание ее: мы сознали тем самым всемирное назначение наше, личность и роль нашу в человечестве, и не могли не сознать, что назначение и роль эта не похожи на таковые же у других народов, ибо там каждая народная личность живет единственно для себя и в себя, а мы начнем теперь, когда пришло время, именно с того, что станем всем слугами, для всеобщего примирения. И это вовсе не позорно, напротив, в этом величие наше, потому что все это ведет к окончательному единению человечества. Кто хочет быть выше всех в царствии Божием - стань всем слугой. Вот как я понимаю русское предназначение в его идеале. Сам собою после Петра обозначился и первый шаг нашей новой политики: этот первый шаг должен был состоять в единении всего славянства, так сказать, под крылом России. И не для захвата, не для насилия это единение, не для уничтожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их же воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству, дать им, наконец, возможность успокоиться и отдохнуть после их бесчисленных вековых страданий; собраться с духом и, ощутив свою новую силу, принести и свою лепту в сокровищницу духа человеческого, сказать и свое слово в цивилизации. О, конечно, вы можете смеяться над всеми предыдущими "мечтаниями" о предназначении русском, но вот скажите, однако же: не все ли русские желают воскресения славян именно на этих основаниях, именно для их полной личной свободы и воскрешения их духа, а вовсе не для того, чтобы приобресть их России политически и усилить ими политическую мощь России, в чем, однако, подозревает нас Европа? Ведь это же так, не правда ли? А стало быть, и оправдывается уже тем самым хотя часть предыдущих "мечтаний"? Само собою и для этой же цели, Константинополь - рано ли, поздно ли, должен быть наш...

Боже, какая насмешливая улыбка явилась бы у какого-нибудь австрийца или англичанина, если б он имел возможность прочесть все эти вышеписанные мечтания и дочитался бы вдруг до такого положительного заключения: "Константинополь, Золотой Рог, первая политическая точка в мире - это ли не захват?"

Да, Золотой Рог и Константинополь - все это будет наше, но не для захвата и не для насилия, отвечу я. И, во-первых, это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы. Если не случилось этого раньше, то именно потому, что не созрело еще время. В Европе верят какому-то "Завещанию Петра Великого". Это больше ничего как подложная бумага, написанная поляками. Но если б Петру и пришла тогда мысль, вместо основания Петербурга, захватить Константинополь, то, мне кажется, он, по некотором размышлении, оставил бы эту мысль тогда же, если б даже и имел настолько силы, чтобы сокрушить султана, именно потому, что тогда дело это было несвоевременное и могло бы принести даже гибель России.

Уж когда в чухонском Петербурге мы не избегли влияния соседних немцев, хотя и бывших полезными, но зато и весьма парализовавших русское развитие, прежде чем выяснилась его настоящая дорога, то как в Константинополе, огромном и своеобразном, с остатками могущественной и древнейшей цивилизации, могли бы мы избежать влияния греков, людей несравненно более тонких, чем грубые немцы, людей, имеющих несравненно более общих точек соприкосновения с нами, чем совершенно непохожие на нас немцы, людей многочисленных и царедворных, которые тотчас же бы окружили трон и прежде русских стали бы и учены, и образованны, которые и Петра самого очаровали бы в его слабой струне уже одним своим знанием и умением в мореходстве, а не только его ближайших преемников. Одним словом, они овладели бы Россией политически, они стащили бы ее немедленно на какую-нибудь новую азиатскую дорогу, на какую-нибудь опять замкнутость, и, уж конечно, этого не вынесла бы тогдашняя Россия. Ее русская сила и ее национальность были бы остановлены в своем ходе. Мощный великорус остался бы в отдалении на своем мрачном снежном севере, служа не более как материалом для обновления Царьграда, и, может быть, под конец, совсем не признал бы нужным идти за ним. Юг же России весь бы подпал захвату греков. Даже, может быть, совершилось бы распадение самого Православия на два мира: на обновленный царьградский и старый русский... Одним словом, дело было в высшей степени несвоевременное. Теперь же совсем иное.

Теперь Россия уже побывала в Европе и уже сама образованна. Главное же - узнала всю свою силу и действительно стала сильна; узнала тоже, и чем именно она будет всего сильнее. Теперь она понимает, что Царьград может быть наш вовсе не как столица России; а два века назад, Петр, захватив Царьград, не мог бы не перенести в него столицу свою, что и было бы погибелью, ибо Царьград не в России и не мог стать Россией. Если б Петр и удержался от этой ошибки, то ни за что не удержались бы его ближайшие преемники. Если же теперь Царьград может быть нашим и не как столица России, то равно и не как столица Всеславянства, как мечтают некоторые. Всеславянство, без России, истощится там в борьбе с греками, если бы даже и могло составить из своих частей какое-нибудь политическое целое. Наследовать же Константинополь одним грекам теперь уже совсем невозможно: нельзя отдать им такую важную точку земного шара, слишком уж было бы им не по мерке. Всеславянство же с Россией во главе - о, конечно, это дело совсем другое, но хорошее ли оно, опять вопрос? И не похоже ли бы это было как бы на политический захват славян Россией, чего не надо нам вовсе? Итак, во имя чего же, во имя какого нравственного права могла бы искать Россия Константинополя? Опираясь на какие высшие цели, могла бы требовать его от Европы? А вот именно - как предводительница Православия, как покровительница и охранительница его, - роль, предназначенная ей еще с Ивана III, поставившего в знак ее царьградского двуглавого орла выше древнего герба России, но обозначившаяся уже несомненно лишь после Петра Великого, когда Россия сознала в себе силу исполнить свое назначение, а фактически уже и стала действительной и единственной покровительницей и Православия, и народов, его исповедующих.

Вот эта причина, вот это право на древний Царьград и было бы понятно и не обидно даже самым ревнивым к своей независимости славянам или даже самим грекам. Да и тем самым обозначилась бы и настоящая сущность тех политических отношений, которые и должны неминуемо наступить у России ко всем прочим православным народностям - славянам ли, грекам ли, все равно: она - покровительница их и даже, может быть, предводительница, но не владычица; мать их, а не госпожа. Если даже и государыня их, когда-нибудь, то лишь по собственному их провозглашению, с сохранением всего того, чем сами они определили бы независимость и личность свою. Так что к такому союзу могли бы примкнуть наконец и когда-нибудь даже и не православные европейские славяне, ибо увидали бы сами, что всеединение под покровительством России есть только упрочение каждому его независимой личности, тогда как, без этой огромной единящей силы, они, может быть, опять истощились бы в взаимных раздорах и несогласиях, даже если б и стали когда-нибудь политически независимыми от мусульман и европейцев, которым теперь принадлежат они.

К чему играть в слова, скажут мне: что такое это "Православие"? и в чем тут особенная такая идея, особенное право на единение народностей? И не тот же ли это чисто политический союз, как и все прочие подобные ему, хотя бы и на самых широких основаниях, вроде как Соединенный Американские Штаты или, пожалуй, даже еще шире? Вот вопрос, который может быть задан; отвечу и на него. Нет, это будет не то, и это не игра в слова, а тут действительно будет нечто особое и неслыханное; это будет не одно лишь политическое единение и уж совсем не для политического захвата и насилия, - как и представить не может иначе Европа; и не во имя лишь торгашества, личных выгод и вечных и все тех же обоготворенных пороков, под видом официального христианства, которому на деле никто, кроме черни, не верит. Нет, это будет настоящее воздвижение Христовой истины, сохраняющейся на Востоке, настоящее новое воздвижение Креста Христова и окончательное слово Православия, во главе которого давно уже стоит Россия. Это будет именно соблазн для всех сильных мира сего и торжествовавших в мире доселе, всегда смотревших на все подобные "ожидания" с презрением и насмешкою и даже не понимающих, что можно серьезно верить в братство людей, во всепримирение народов, в союз, основанный на началах всеслужения человечеству, и, наконец, на самое обновление людей на истинных началах Христовых. И если верить в это "новое слово", которое может сказать во главе объединенного Православия миру Россия, - есть "утопия", достойная лишь насмешки, то пусть и меня причислят к этим утопистам, а смешное я оставляю при себе.

"Да уж одно то утопия, - возразят, пожалуй, еще, - что России когда-нибудь позволят стать во главе славян и войти в Константинополь. Мечтать можно, но все же это мечты!"

Так ли, полно? Но кроме того, что Россия сильна и, может быть, даже гораздо сильнее, чем сама о себе полагает, кроме того - не на наших ли глазах, и не в последние ли недавние десятилетия, воздвигались огромные могущества, царившие в Европе, из коих одно исчезло как пыль и прах, сметенное в один день вихрем Божиим, а на место его воздвигнулась новая империя, какой по силе, казалось бы, еще не было на земле. И кто бы мог предсказать это заблаговременно? Если же возможны такие перевороты, уже случившиеся в наше время и на наших глазах, то может ли ум человеческий вполне безошибочно предсказать и судьбу Восточного вопроса? Где действительные основания отчаиваться в воскресении и в единении славян? Кто знает пути Божии?
Федор Достоевский

---

"Русский народ слишком дорос до здравого понятия о восточном вопросе"

Хоть и дико сказать, но четырехвековой гнет турок на Востоке с одной стороны был даже полезен там Христианству и Православию, - отрицательно, конечно, но, однако же, способствуя его укреплению, а главное, его единению, его единству, точно так же, как двухвековая татарщина способствовала некогда укреплению Церкви и у нас в России. Придавленное и измученное христианское население Востока увидало во Христе и в вере в Него единое свое утешение, а в Церкви - единственный и последний остаток своей национальной личности и особности. Это была последняя единая надежда, последняя доска, остававшаяся от разбитого корабля; ибо Церковь все-таки сохраняла эти населения как национальность, а вера во Христа препятствовала им, то есть хотя части из них, слиться с победителями воедино, забыв свой род и свою прежнюю историю. Все это чувствовали и хорошо понимали сами угнетенные народы и единились около Креста теснее.

С другой стороны, с самого покорения Константинополя, весь огромный христианский Восток невольно и вдруг обратил свой молящий взгляд на далекую Россию, только что вышедшую тогда из своего татарского рабства, и как бы предугадал в ней будущее ее могущество, свой будущий всеединящий центр себе во спасение. Россия же немедленно и не колеблясь приняла знамя Востока и поставила царьградского двуглавого орла выше своего древнего герба и тем как бы приняла обязательство перед всем Православием: хранить его и все народы, его исповедующие, от конечной гибели. В то же время и весь русский народ совершенно подтвердил новое назначение России и Царя своего в грядущих судьбах всего Восточного мира. С тех пор главное, излюбленное наименованье Царя своего народ твердо и неуклонно поставил и до сих пор видит в слове: "Православный", "Царь Православный". Назвав так Царя своего, он как бы признал в наименовании этом и назначение его, - назначение охранителя, единителя, а когда прогремит веление Божие, - и освободителя Православия и всего христианства, его исповедующего, от мусульманского варварства и западного еретичества.

Два века назад, и особенно начиная с Петра Великого, верования и надежды народов Востока начали сбываться уже на деле: меч России уже несколько раз сиял на Востоке в защиту его. Само собою, что и народы Востока не могли не видеть в Царе России не только освободителя, но и будущего Царя своего. Но в эти два века явилось и у них европейское просвещение, европейское влияние. Высшая просвещенная часть народа, интеллигенция его, как у нас, так и на Востоке, мало-помалу стала к идее Православия равнодушнее, стала даже отрицать, что в этой идее заключается обновление и воскресение в новую, великую жизнь как для Востока, так и для России. В России, например, в огромной части ее образованного сословия перестали и даже как бы отучились видеть в этой идее главное назначение России, завет будущего и жизненную силу ее; в противоположность тому стали находить все это в новых указаниях. В Церкви, по-западному, многие стали видеть лишь мертвенный формализм, особность, обрядность, а с конца прошлого века так даже предрассудок и ханжество: о духе, об идее, об живой силе было забыто. Явились идеи экономические характера западного, явились новые учения политические, явилась новая нравственность, стремившаяся поправить прежнюю и стать выше ее. Явилась, наконец, наука, не могшая не внести безверия в прежние идеи...

В народах же Востока стали пробуждаться, кроме того и главнейшим образом, идеи национальные: явилась вдруг боязнь, освободясь от турецкого ига, подпасть под иго России. Зато в простом, многомиллионном народе нашем и в Царях его идея освобождения Востока и Церкви Христовой не умирала никогда. Движение, охватившее народ русский прошлым летом, доказало, что народ не забыл ничего из своих древних надежд и верований, и даже удивило огромную часть нашей интеллигенции до того, что та прямо не поверила этому движению, отнеслась к нему скептически и насмешливо, стала всех уверять, и себя прежде всех, что движение это выдумано и подделано неблаговидными людьми, желавшими выдвинуться вперед на красивое место. В самом деле, кто бы мог, в наше время, в нашей интеллигенции, кроме небольшой отделившейся от общего хора части ее, допустить, что народ наш в состоянии сознательно понимать свое политическое, социальное и нравственное назначение? Как можно было им допустить, чтоб эта грубая черная масса, недавно еще крепостная, а теперь опившаяся водкой, знала бы и была уверена, что назначение ее - служение Христу, а Царя ее - хранение Христовой веры и освобождение Православия. "Пусть эта масса всегда называла себя не иначе как христианством (крестьянством), но ведь она все-таки не имеет понятия ни о религии, ни о Христе даже, она самых обыкновенных молитв не знает". Вот что говорят обыкновенно про народ наш. Кто говорит это? Вы думаете - немецкий пастор, обработавший у нас штунду, или заезжий европеец, корреспондент политической газеты, или образованный какой-нибудь высший еврей из тех, что не веруют в Бога и которых вдруг у нас так много теперь расплодилось, или, наконец, кто-нибудь из тех поселившихся за границей русских, воображающих Россию и народ ее лишь в образе пьяной бабы, со штофом в руках? О нет, так думает огромная часть нашего русского и самого лучшего общества; а и не подозревают они, что хоть народ наш и не знает молитв, но суть Христианства, но дух и правда его сохранились и укрепились в нем так, как, может быть, ни в одном из народов мира сего, несмотря даже на пороки его. Впрочем, атеист или равнодушный в деле веры русский европеец и не понимает веры иначе как в виде формалистики и ханжества. В народе же они не видят ничего подобного ханжеству, а потому и заключают, что он в вере ничего не смыслит, молится, когда ему надо, доске, а в сущности равнодушен, и дух его убит формалистикою. Духа христианского они в нем не приметили вовсе, может быть, и потому еще, что сами этот дух давно уже потеряли, да и не знают, где он находится, где он веет.

Этот "развратный" и темный народ наш любит, однако же, смиренного и юродивого: во всех преданиях и сказаниях своих он сохраняет веру, что слабый и приниженный, несправедливо и напрасно Христа ради терпящий, будет вознесен превыше знатных и сильных, когда раздастся суд и веление Божие. Народ наш любит тоже рассказывать и всеславное и великое житие своего великого, целомудренного и смиренного христианского богатыря Ильи Муромца, подвижника за правду, освободителя бедных и слабых, смиренного и непревозносящегося, верного и сердцем чистого. И имея, чтя и любя такого богатыря, - народу ли нашему не веровать и в торжество приниженных теперь народов и братьев наших на Востоке? Народ наш чтит память своих великих и смиренных отшельников и подвижников, любит рассказывать истории великих христианских мучеников своим детям. Эти истории он знает и заучил, и я сам их впервые от народа услышал, рассказанные с проникновением и благоговением и оставшиеся у меня на сердце. Кроме того, народ ежегодно и сам выделяет из себя великих кающихся "Власов", идущих с умилением, раздав все имение свое, на смиренный и великий подвиг правды, работы и нищеты... Но, впрочем, о народе русском потом; когда-нибудь добьется же он того, что начнут понимать и его и, по крайней мере, принимать его во внимание. Поймут, что и он что-нибудь да значит. Поймут, наконец, и то важное обстоятельство, что ни разу еще в великие или даже в чуть-чуть важные моменты истории русской без него не обходилось, что Россия народна, что Россия не Австрия, что в каждый значительный момент нашей исторической жизни дело всегда решалось народным духом и взглядом, Царями народа в высшем единении с ним. Это чрезвычайно важное историческое обстоятельство обыкновенно у нас пропускается почти без внимания нашей интеллигенцией и вспоминается всегда как-то вдруг, когда грянет исторический срок.
Федор Достоевский

---

"Избранное"Ф.М.Достоевского

В "Избранное" Федора Михаиловича Достоевского вошли его различные произведения небольшого объема, которые сам писатель наиболее ценил и которые дают представление о христианском духе его творчества. В первой части сборника помещены художественные произведения Достоевского, во второй - публицистика. Главы из "Дневника писателя", посвященные различным событиям политической, культурной и духовной жизни России и всего мира, поражают современного читателя своей актуальностью и глубиной анализа. При этом они до сих пор практически неизвестны широкой публике.

В 2001 году будет праздноваться 180-летие со дня рождения и 120-летие со дня смерти великого русского писателя. Настоящее издание еще раз доказывает всю масштабность и силу творчества человека, который любые явления окружающие мира оценивал с точки зрения евангельской истины.



ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Представить даже самое основное из колоссального по своему духовному содержанию наследия Достоевского водном томе, конечно, невозможно. Нельзя говорить, что знаешь Достоевского, не прочитав пяти его великих романов - "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток" и "Братья Карамазовы"; основная проблематика его творчества, разрешение важнейших для каждого человека, для судеб русского народа и всего человечества вопросов заключены именно там. В этой книге мы попытались собрать те из небольших по объему художественных произведений писателя, которые он сам наиболее ценил и которые дают представление о христианском духе его творчества. В первую часть, помимо них, мы сочли возможным включить также главу из "Записок из Мертвого дома" - автобиографической повести Достоевского, написанной на опыте четырехлетнего пребывания на каторге (писатель был осужден за участие в деле петрашевцев), где автор вывел себя под вымышленным именем Александра Петровича Горянчикова. Кроме того, в первую часть вошли: литературно-критический очерк "Пушкин" - не только потому, что это лучшее, наверно, из написанного о великом русском поэте, но и потому, что здесь сформулированы важнейшие убеждения Достоевского о духовной судьбе и предназначении русского народа как хранителя Православия; один из редких поэтических опытов писателя - стихи, написанные на коронацию Государя Императора Александра II, и в завершение, глава из последнего романа "Братья Карамазовы" - "Великий инквизитор", где поставлены проблемы вселенского масштаба; для разрешения же их и понимания ответов Достоевского необходимо, повторяем, прочесть весь роман.

Вторую часть нашего сборника составила публицистика Достоевского. Помимо двух статей о монастырской жизни и о взаимоотношениях Церкви и общества (открывающих раздел), сюда вошли статьи из "Дневника писателя" - уникального издания, придуманного самим Достоевским. Еще в 1873 году, работая редактором еженедельника "Гражданин", Достоевский стал писать статьи-отклики на самые важные события в политической, культурной, духовной жизни России и всего мира. А с 1876 года Достоевский стал ежемесячно выпускать собственный журнал, который так и назывался - "Дневник писателя". Каждый выпуск этого журнала представлял собой, с одной стороны, своеобразный отчет о духовной, творческой, интеллектуальной жизни Достоевского (сюда входили статьи, художественные произведения, литературная критика, комментарии к громким судебным процессам, отчеты о поездках, политические обзоры); с другой - отражал широчайшую панораму жизни страны и мира. "Дневник писателя" читала вся образованная Россия, Достоевский получал сотни писем из всех уголков страны, нередко эти письма сами становились основой для будущих выпусков; по существу, это была открытая беседа писателя со всей Россией. Читая сегодня главы "Дневника…", поражаешься, насколько злободневно они звучат - идет ли речь о защите Россией сербов и других славянских народов на Балканах и реакции на это Запада, о социально-политических и экономических проблемах внутри страны, о роли Церкви и распространении сектантства, о взаимоотношениях народа и интеллигенции. Почти каждую статью можно без особых изменений публиковать в сегодняшних газетах - она будет раскрывать суть проблемы глубже, яснее, масштабнее нынешних авторов, ибо Достоевский самые малые и самые великие вопросы времени всегда решал в свете вечности, в свете Христовой истины.

---

Что это за обряд- ВЕНЧАНИЕ?

Венчание – это традиционное церковное таинство, во время которого молодожены обещают быть верными и всегда помогать друг другу. Венчаются в церкви, преимущественно крещенные православные христиане. Поскольку венчание – это брак, утвержденный Господом, то его расторжение или супружеская неверность считаются большим грехом. Венчаться в церкви можно только раз в своей жизни, но оно не обязательно. В настоящее время оно не имеет никакой юридической силы, поэтому пары венчаются после государственной регистрации брака и исключительно для себя.

За несколько дней до свадьбы паре обязательно нужно исповедаться и причаститься в церкви. Потом жених и невеста покупают обручальные кольца, которые являются символом неразрывности брачных уз. Раньше нужно было покупать одно золотое и одно серебряное кольцо. Золотое кольцо символизировало солнечный свет, его одевал жених, а серебряное – лунный свет и его одевала невеста. В настоящее время обручальные кольца могут быть сделаны из любого драгоценного материала, и украшаться камнями.

Для Венчания в церкви нужно иметь:
Икону Спасителя;
Икона Божьей Матери;
Кольца;
Свечи для венчания;
Белое полотенце или рушник под ноги.

Венчание происходит в церкви, в присутствии молодоженов, родственников и близких друзей и состоит из двух половин - обручения и венчания. Во время венчания необходимо присутствие двух свидетелей. Священник три раза благословляет супругов зажженными венчальными свечами и дает их жениху и невесте в руки. Эти свечи символизируют любовь, благословленную Богом. Потом священник обручает и благословляет супругов обручальными кольцами.

Далее супруги встают на середину церкви, где священник спрашивает их о том, обоюдно ли желание молодых заключить законный брак. Потом он произносит три молитвы, испрашивая благословления Господа на брак. После этого молодым выносят венцы – позолоченные и украшенные короны, которые возлагаются им на головы. Священник три раза угощает жениха и невесту вином, соединяет их руки и обводит вокруг аналоя три раза.

Венчание в церкви не совершают:
в пасхальную неделю;
на святках (от 7 января до дня перед Крещенским сочельником);
в дни перед двунадесятыми праздниками;
в субботу;
во вторник и четверг (накануне среды и пятницы).

Если вы решили повенчаться, то обратитесь в ближайшую церковь, батюшка охотно вам расскажет об этой давней церемонии.

---

"А кто мой ближний?"

Истинная мера родства,по-настоящему соединяющая и сближающая людей,и народы,не столько кровь,сколько милосердие.Несчастье одного и милосердие другого делают их более родными и близкими,чем кровь-родных братьев.Ибо всякие кровные узы временны и имеют некоторое значение лишь в этой преходящей жизни,служа образом прочных и вечных уз духовного родства.А духовные близнецы,рождающиеся при встрече несчастья и милосердия,остаются братьями вечности. Для родных по крови братьев Бог является только Творцом;для духовных братьев,рожденных от милосердия,Бог есть Отец.
Сию новую меру родства и близости между людьми предлагает Господь наш Иисус Христос человечеству в евангельской притче о милосердном самарянине-именно предлагает,а не навязывает,потому что спасение не навязывается,но милостиво предлагается Богом и добровольно принимается человеком.Блаженны добровольно принимающие эту новую меру,ибо они приобретут множество братьев и сродников в вечном Царстве Христовом.
Святитель Николай Сербский.